И да, и нет. В том состоянии, в котором я сейчас нахожусь, мне вряд ли кусок в горло полезет.

— Я бы на вашем месте прогулялась, — убедительно советует медсестра. — После посещения храма вам действительно станет легче. Сходите, Маша. Молитва многим помогает. В нашей столовой очень вкусно готовят. Вам просто необходимо проветриться.

— Машенька, ну давай, не раскисай. Надевай шубку и пошли.

Понимаю, что обе правы. Мне нужно стряхнуть с себя это гнетущее чувство. Вынырнуть из морока и перестать жевать сопли. Веду себя отвратительно. Со мной давно такого не случалось. Просто боль никуда не уходит. Она всё ещё со мной. Как невидимая рука, вцепилась в горло и душит, не отпускает. Даже после смерти мамы я не чувствовала себя такой разбитой и беспомощной как сейчас.

— Только ненадолго, ладно? — соглашаюсь, кутаясь в меховое изделие. — Хочу быть ближе к папе. Так он будет чувствовать мою поддержку. Скажите, как долго пациенты выходят из наркоза? — задав вопрос медсестре, бросаю взгляд на экран мобильного.

Руслан всё ещё не звонил, а мне до жути хочется услышать его голос. Сразу же прячу девайс подальше, чтобы не навязываться ему. Жду, когда он наберёт меня первым.

— Зависит от объёма применявшейся анестезии и индивидуальных особенностей больного, — поясняет медсестра. — Где-то от одного до четырёх часов. Мария, вы должны понимать, что к отцу так сразу вас не пропустят. До стабилизации состояния он будет находиться в блоке интенсивной терапии. Когда переведут его из реанимации в палату, тогда и увидитесь. Наберитесь терпения. Это может случиться ближе к вечеру или к ночи.

— Так долго… — вздыхая, озвучиваю мысли. — Время будто остановилось...

— Идём, Маша. Тебе нужно хоть что-нибудь поесть. Не то и тебя откачивать придётся. Отвлечешься ненадолго, и время сдвинется с мёртвой точки.

— Хорошо, — соглашаюсь. — Мы быстро. Туда и обратно.

— Конечно-конечно. Как только закончится операция, я вам перезвоню.

— Спасибо.

Церковь, в которую меня приводит Милана, небольшая и уютная. С низкими сводами. В ней сейчас пусто. Воздух не наполнен запахом ладана и копотью от свечей. Нет столпотворения народа. Можно проникнуться тишиной и мыслями.

Раньше мне здесь не доводилось бывать. Охранник Исаева остаётся за дверью. Мы же с Милой, оплатив свечи, зажигаем их и ставим перед иконами Иисуса и Божьей Матери.

Я не сильна в молитвах. Просто стою и мысленно взываю к Богу. Прошу о том, чего бы мне хотелось больше всего на свете. Ощущая какую-то особую внутреннюю связь с храмом, пронизывающую насквозь, не могу сдерживать слёзы. Они невольно наполняют мои глаза и скатываются большими тяжёлыми каплями по щекам.

Неотрывно глядя на мерцающий огонь, молюсь. Прошу для папы здоровья и молча плачу.

В храме немного прохладно. Ощутив нарастающую дрожь, обнимаю себя руками. Наверное, это из-за эмоций. Кожа постепенно покрывается мурашками и начинает покалывать. Свечка, начав коптить, почему-то тухнет, а мне резко становится не по себе. Я теряюсь, глядя Богородице в глаза…

— Не верь в приметы, — шепчет Мила, заново поджигая мою свечу. — Люди их придумывали от нечего делать. Пойдём, выпьем чего-нибудь горячего. Согреемся. Что-то я замёрзла совсем.

Перекрестившись, выходим из часовни. Рому замечаю поодаль. Уловив за спиной движение, оборачивается и вперяет в меня цепкий взгляд.

— Как взрыв, Викторович? Главный живой?

Глава 24. Тяжёлый день

Маша

— Да понял я! Понял! Буду начеку. С Исаевым что? Твою мать... Скорую вызвали? Ага. Ясно. А ты как? В норме? Ок… Я сообщу, когда будут новости.

Рома говорит, а у меня под ногами асфальт начинает медленно переворачиваться. Парень оказывается рядом за считанные секунды. Предотвратив моё падение, фиксирует тело вертикально земле.

— Мария Викторовна! Черт, всё хорошо. Тише, тише, нельзя, нельзя падать в обморок. Слышите меня? Маша? — похлопав по моим щекам, решает подхватить на руки. — Всё в порядке. Руслан Георгиевич жив. Жив он. Слегка контузило. Уже в норме.

Он отчитывается быстро и чётко. Я его слушаю, но каждая последующая фраза слышится всё меньше и разборчивее. Словно из-под толщи воды доносится каким-то замедленным гулом.

Сначала папа, теперь Руслан.

Господи, за что? Лучше бы ты Петра наказал за измену.

От этих мыслей сердце, больно сжавшись, обрывается вниз.

— Эээй, Машуль, ты чего. Глазки открой, — голос Миланы неуловимо ускользает. — Дыши, родная. Хватит с тебя стресса... Машка… Машка, очнись!

Мрак окутывает мгновенно. Притупляется чувствительность. Сознание заволакивает плотным туманом, сквозь который перестают доноситься последние обрывки фраз.

Не знаю, сколько я нахожусь в таком подвешенном состоянии.

Мне кажется, что вечность.

Ледяной пронизывающий ветер стихает, и я начинаю ощущать тепло.

В какой-то момент лёгкие забивает едким запахом аммиака. Стремительно выныриваю на свет, делая жадный вдох. Закашливаюсь. Противный вонючий шлейф не даёт погружаться в темноту.

— Сейчас придёт в себя, — распознаю чужой женский голос. — Девочка молодая. Сильная. Переволновалась. Маша, вы меня слышите? — голос становится отчётливее. Распахиваю налитые свинцом веки, ощущая, как изнутри всё ещё сковывает паникой.

Первое, что бросается в глаза — белый потолок палаты, затем лицо склонившейся надо мной врачихи. Она проводит обычные манипуляции, проверяя мои рефлексы, зрачки и пульс.

— Как вы себя чувствуете? — задаёт стандартный вопрос, поправляя на мне одеяло.

Я не знаю, что ей ответить. Кажется, что все мои силы покинули меня разом, как только я услышала о взрыве. Все произошедшие за сегодня события вытащили из меня душу. Опустошили. Выдернули мой внутренний стержень…

Я сломалась.

Нужно что-то сказать, описать своё состояние, но вместо этого я ищу взглядом охранника. Замечаю рядом с ним напуганную молчаливую Милану. Она держит в руках мою шубку. Потупив взгляд, грызёт на нервах губу.

— Руслан… Что с ним? Что с Исаевым? Ром? — пытаюсь сесть на кровати, но врач не позволяет. Прижимает плечи к подушке.

— Никаких резких движений, — предупреждает она. — Вам нужно отдохнуть. Давление низкое. Для вашего же блага вставать категорически запрещаю.

— Он в норме. Всё ещё на стройке, — получаю от Ромы сжатый ответ, который меня совершенно не устраивает.

— Я хочу с ним поговорить. Где мой мобильный?

— Вряд ли он сможет вам сейчас ответить. На объекте произошёл взрыв. Вызвали следственно-оперативную группу, криминалистов, пожарную комиссию. Идёт расследование… — поясняет Роман. Следом протягивает мой сотовый.

— А с папой что? — набираю номер Руслана, уводя к докторше вопросительный взгляд. — Операция ещё не закончилась?

— Закончилась десять минут назад. Ваш отец находится под действием наркоза. Остаётся дождаться момента, когда он придёт в себя.

— Господи, когда я смогу его увидеть? Хотя бы на секундочку?

— Как только перевезем из операционной в палату. Всё зависит от того, насколько быстро он проснётся.

Руслан не отвечает ни после первой, ни после второй попытки к нему дозвониться. Я нервничаю. Руки непроизвольно начинают трястись. Новость о завершении операции взрывается в моём организме непередаваемыми ощущениями. То ледяными расползающимися во все стороны мурашками, то горячими накатывающими волнами. Мысли не удаётся взять под контроль. Они начинают атаковать мой мозг.

Папу доставили в больницу в коме. Как скоро он из неё выйдет? Как будет проходить реабилитацию? Выдержит ли его слабое сердце такую огромную нагрузку? Что с Русланом? Неужели так сложно связаться со мной. Обменяться парой слов?

***

Руслан

— Что там? Есть новости от криминалистов? — забравшись в Гелик после очередного медобследования, закидываюсь двойной дозой анальгетика. Проверяю телефон. На экране светятся уведомления о сотне пропущенных звонков и сообщений. В том числе и от Маши.